Читати книгу - "Блеск и нищета куртизанок, Бальзак"

ловко умеет прятать концы в воду, ибо против нее нет еще улик. Согласно донесениям, имеющимся в моих руках, после смерти Марата она находилась в связи с неким химиком, который на двенадцатом году Революции был приговорен к смерти как фальшивомонетчик. Она выступала на процессе в качестве свидетельницы. За время этой связи она, по-видимому, приобрела от него познания в токсикологии. Она была торговкой нарядами с двенадцатого года Революции по тысяча восемьсот десятый год. Дважды сидела в тюрьме, в тысяча восемьсот двенадцатом и тысяча восемьсот шестнадцатом годах, за развращение малолетних… Вы тогда привлекались по делу о подлоге, вам пришлось уйти из банкирской конторы, куда ваша тетушка устроила вас в качестве служащего благодаря вашему образованию и покровительству, оказанному вашей тетушке лицами, которым она поставляла жертвы для их распутства… Все это отнюдь не похоже на величие герцогов д'Оссуна… Упорствуете ли вы в вашем запирательстве?

Жак Коллен слушал г-на Камюзо, вспоминая свое счастливое детство и коллеж Ораторианцев,[138] где он учился; его задумчивое лицо, казалось, выражало искреннее недоумение. И как ни изощрялся Камюзо в искусстве допроса, ни один мускул не дрогнул на этом невозмутимо спокойном лице.

- Если вы точно записали объяснения, данные мною вначале, вы можете их перечесть, - отвечал Жак Коллен. - Мне нечего больше сказать… Я не бывал у куртизанки, как же я могу знать, кто у нее служил кухаркой? Мне совершенно неизвестны особы, о которых вы говорите.

- Ну что ж! Вопреки вашему запирательству приступим к очным ставкам, и, как знать, не собьют ли они с вас вашу самоуверенность?

- Человек, однажды стоявший под расстрелом, готов ко всему, - кротко отвечал Жак Коллен.

Камюзо опять уткнулся в бумаги, изъятые при аресте, и ожидал возвращения начальника тайной полиции. Тот оказался весьма проворным: допрос начался около одиннадцати часов, а когда часы показали половину двенадцатого, появился пристав и шепотом доложил следователю, что Биби-Люпен прибыл.

- Пусть войдет! - отвечал г-н Камюзо.

Биби-Люпен вошел, но, против всяких ожиданий, не вскричал: «Это, конечно, он!..», - а остановился удивленный. Он не узнавал своего клиента в этом человеке с лицом, изрытым оспой. Колебание агента озадачило следователя.

- Рост его, дородность его, - сказал Биби-Люпен. - Эге! Да это ты, Жак Коллен! - продолжал он, вглядываясь в его глаза, форму лба, ушей… - Есть в тебе то, чего нельзя перерядить… Конечно, это он, господин Камюзо… У Жака Коллена на левой руке должен быть шрам от ножевой раны; прикажите ему скинуть сюртук, вы увидите.

Жак Коллен был принужден снова снять сюртук. Биби-Люпен засучил рукав его сорочки и показал пресловутый шрам.

- Это след пули, - отвечал дон Карлос Эррера, - вот еще множество таких же шрамов.

- Ну конечно, и голос его! - вскричал Биби-Люпен.

- Ваша уверенность, - сказал следователь, - может быть принята к сведению, но это не доказательство.

- Знаю, - отвечал смиренно Биби-Люпен, - но я найду вам свидетелей. Одна нахлебница пансиона Воке уже здесь… - сказал он, глядя на Коллена.

Маска невозмутимого спокойствия, надетая на себя Колленом, не выразила ничего.

- Введите эту особу, - сказал г-н Камюзо решительно, но под личиной равнодушия в нем чувствовалось недовольство.

Его волнение не ускользнуло от Жака Коллена, мало надеявшегося на благосклонность судебного следователя, и он впал в состояние безразличия после бесплодных усилий понять причину этого недовольства.

Пристав ввел г-жу Пуаре, неожиданное появление которой заставило содрогнуться каторжника, но его испуг не был замечен следователем, казалось, принявшим какое-то решение.

- Как вы прозываетесь? - спросил следователь, приступая к исполнению формальностей, которыми начинаются все показания и допросы.

Г-жа Пуаре, старушонка в темно-синем шелковом платье, белесая и сморщенная, точно телячья грудинка, заявила, что прозывается Кристиной-Мишель-Мишоно, что она супруга сира Пуаре, что ей пятьдесят один год, что она родилась в Париже, проживает на углу улицы Пуль и улицы Пост и по своему положению содержательница меблированных комнат.

- Сударыня, - сказал следователь, - вы жили с тысяча восемьсот восемнадцатого по тысяча восемьсот девятнадцатый в семейном пансионе, который держала некая госпожа Воке?

- Да, сударь. Там я познакомилась с господином Пуаре, чиновником в отставке. Он стал моим мужем, но вот уже год как он прикован к постели… Бедняжка! Он так тяжело болен. Поэтому я не могу надолго отлучаться из дому…

- Не проживал ли там в вашу бытность некий Вотрен? - спросил следователь.

- О сударь, тут целая история! Это был страшный каторжник…

- Вы содействовали его аресту.

- Какая ложь, сударь!..

- Вы перед лицом правосудия, не забывайте этого!.. - сурово сказал г-н Камюзо.

Госпожа Пуаре умолкла.

- Постарайтесь вспомнить! - продолжал Камюзо. - Вы встречали этого человека?.. Узнали бы вы его?

- Ну еще бы!

- Так вот, не он ли это?.. - сказал следователь.

Госпожа Пуаре нацепила очки и воззрилась на аббата Карлоса Эррера.

- Плечист… приземист… но… нет… вот если бы… Господин судья, - продолжала она, - вот если бы мне взглянуть на его грудь, я бы вмиг его узнала. (См. Отец Горио.)

Следователь и протоколист расхохотались, забыв о важности своих обязанностей; Жак Коллен принял участие в их веселье, но в меру. Подследственный еще не успел надеть сюртук, снятый с него Биби-Люпеном, и, по знаку следователя, любезно распахнул сорочку.

- И точно, его шерстка… Но как она поседела, господин Вотрен! - воскликнула г-жа Пуаре.

- Что скажете теперь? - спросил следователь обвиняемого.

- Что это безумная! - отвечал Жак Коллен.

- Ах, боже мой! Да если бы я даже усомнилась, - ведь лицо-то у него было совсем другое, - зато голос тот же. Ну, конечно, это он мне тогда пригрозил… Ах! Это его взгляд!..

- Агент уголовной полиции и эта женщина не сговаривались между собою, а показали одно и то же, - заметил следователь, обращаясь к Жаку Коллену. - Ведь ни он, ни она не видели вас раньше. Как вы это объясните?

- Правосудие совершало ошибки еще более грубые, нежели та, к которой могут привести показания женщины, опознающей мужчину по волосам на его груди, и подозрения агента полиции, - отвечал Жак Коллен. - В моем голосе, взгляде, росте находят сходство с важным преступником… Это звучит неубедительно. Что касается до воспоминаний, которым, не краснея, предается мадам и которые свидетельствуют о ее коротких отношениях с моим двойником… то вы сами над этим посмеялись. Не будет ли вам угодно, сударь, для пользы дела, ради выяснения истины, которую я в моих интересах стремлюсь восстановить с неменьшим рвением, чем вы в интересах правосудия, спросить у этой дамы… у госпожи Фуа…

- Пуаре…

- Поре. Простите! (Ведь я испанец.) Не припомнит ли она, кто тогда жил в этом… Как, бишь, вы назвали этот дом…

- Частный пансион, - сказала г-жа Пуаре.

- Не знаю, что это