Читати книгу - "Тарас Шевченко та його доба. Том 2"

сцені з’являється «цивільний» співробітник жандармів, керуючий канцелярією губернатора Бібікова камергер та дійсний статський радник М. Писарев. За його рапортом загроза нависала над Шевченком та його, не можна говорити спільниками, – скоріше в більшості – добрими знайомими: «Ганка – есть известный поборник славянского движения в Богемии. Он, кажется, профессор в тамошнем университете…

Кулиш, недоучившись в Киевском университете и не получив степени учёной, занялся писанием разных малороссийских повестей и романов в народном духе. Был учителем уездного училища и учителем С. – П(етер) – б(ургской) 5-й гимназии и, наконец, в конце прошедшего года проехал через Киев за границу, куда он послан министерством народного просвещения для изучения славянских наречий.

О Посяденке, Андрузском и Тулубе – ничего не знаю, но они, кажется, по письмам должны быть в Киеве.

Костомаров преподаёт в Киевском университете историю; он мог быть в соотношениях с Гулаком потому, что Гулак занимался переводами древних бумаг под его руководством.

О Белозерском ничего не знаю.

Тарас Григорьевич есть тот самый художник Шевченко, стихи которого читал, как показывает Петров, Навроцкий.

О Миросевиче также ничего не знаю…

В показании Петрова упоминается о Миркевиче (Марковиче). Кажется, он есть товарищ мнений Гулака и его направления.

Казалось бы полезным тех лиц, кои оказываются в переписке с Гулаком, немедленно обыскать, и если что найдётся подозрительное, то арестовать с доставлением их в С. – Петербург; бумаги же их во всяком случае должны быть сюда доставлены. О Кулише можно бы сделать такое же распоряжение, как и о Савиче; но им обоим было бы полезно снестись с министром внутренних дел, чтобы паспортов не продолжать и в местах их там пребывания, если возможно, иметь за ними надзор.

Следовало бы приказать арестовать в Полтаве Белозерского, которого письмо показывает значительное участие его в славянском направлении, и со всеми бумагами доставить в С. – Петербург. Кроме сего приказать обыскать Шевченку, если он находится в Черниговской губ., как показал Гулак…»451

Ще до публікації тритомника документів Кирило-Мефодіївського товариства452 питання участі Шевченка в цій першій українській політичній організації привертало увагу дослідників. Майже два десятиліття (певно, виключаючи роки Великої Вітчизняної війни) працював над нею відомий знавець історії ХІХ століття П. А. Зайончковський453. В Україні значною популярністю користувалися книги Г. Я. Сергієнка, присвячені проблематиці революційно-демократичної діяльності попередників кирило-мефодіївців – декабристів454, а також безпосередній участі Т. Г. Шевченка у першій політичній організації ХІХ ст. в Україні455.

Тарас Григорович займав у Кирило-Мефодіївському товаристві виразно антимонархічну позицію, згуртовуючи навколо себе радикально налаштованих його членів – М. І. Гулака456, І. Я. Посяду (Посяденка)457, М. І. Савича458.

У публікації П. А. Зайончковського впадає в очі ґрунтовний аналіз архівних документів та ретельний огляд праць попередників автора. Автор класифікує джерела дослідження:

«Источники по истории Кирилло-Мефодиевского общества можно подразделить на четыре группы:

1) программные документы Общества, 2) следственные материалы, 3) различного рода мемуары, весьма разнообразные по форме. Иногда эти мемуары носят характер автобиографий, в других случаях приобретают форму литературных произведений. К четвёртой группе источников относятся публицистические произведения, принадлежащие перу тех или иных членов Общества».

Далі визначаються програмні документи товариства. Зайончковський вважає, що вони «представлены так называемым «Законом божим», запиской Белозерского, являющейся, по сути, то ли объяснением к уставу, как его называли в III oтделении, то ли черновым наброском основных положений Общества и, наконец, уставом Общества св. Кирилла и Мефодия».

Жандармська верхівка знаходить «витоки» програмного документа Товариства

Автор розглядає чотири варіанти тексту цього «Закону…» та аналізує позицію слідства щодо того, який воно вважало головним. На списку, знайденому в паперах М. Гулака, жандарми зробили помітку «Его Величество изволил читать 29 марта 1847 года. г. л. Дубельт». Озаглавлена копия следующим образом: «Вот правила, которые они называют «Законом божим».

Шеф жандармов гр. Орлов во всеподданнейшем докладе царю Николаю I от 26 мая 1847 г. так характеризует происхождение этого документа: «Закон божий» есть ничто иное, как переделка книги Мицкевича; переделка же в том состоит, что в «Пилигриме» всё приноровлено к Польше, а в «Законе божием» к Малороссии».

В докладе гр. Орлов называет эту рукопись так же и «Поднестрянкой», причём говорит, что она существовала с 1833 г.

Не разрешая здесь вопроса об авторстве «Закона божиего», попытаемся установить правильность выставленного гр. Орловым положения, что «Закон божий» является переделкой сочинения Адама Мицкевича «Книга народа польского и пилигримства польского», вышедшего в Париже в декабре 1832 г.

Сопоставление двух этих произведений даёт нам возможность установить, что «Закон божий» отнюдь не является переделкой указанной книги Мицкевича.

Однако наряду с этим надо признать большое влияние этого произведения на автора «Закона божиего». Это влияние сказывается и в заимствовании литературной формы, и в идейном отношении. Так, основная схема исторического процесса одинакова в обоих сочинениях: Бог создал людей свободными – не было ни рабов, ни господ;

но люди отреклись от единого истинного бога и создали себе различных кумиров, что и привело народов к порабощению. Несмотря на приход в мир Христа, справедливость не восстановилась. В роли мессии, долженствующего провозгласить на земле царство свободы и справедливости, в первом произведении выступает польский народ, во втором – украинский.

Наряду с заимствованием основной идеи, которая в тот период отнюдь не являлась индивидуальной для Мицкевича, в «Законе божием» мы находим ряд положений, либо отсутствующих у Мицкевича, либо прямо противоречащих его концепции».

П. А. Зайончковський тричі співставляє положення книги А. Міцкевича й «Закона божиего». В перших двох випадках показує їх схожість, в третьому – принципову різницю459. Далі автор продовжує копітке порівняння:

«В «Законе божием» подробно излагается, как извратили цари и господа учение Христа: «воздадите убо кесарева кесареви» отнюдь не означало признание христианством необходимости царской власти. Наоборот, «кесарь, принявший веру, должен отказаться от своего кесарства, ибо он, будучи первым, должен быть всем слугою, и тогда б не было кесаря, и был бы единый царь, господь Иисус Христос (40).

Народний демократизм «Закона божия»

Также опровергаются и апостольские слова о том, что единая власть от Бога. «И хотя апостол сказал: всякая власть от бога, но это не означает, что каждый, присвоивший себе власть, был бы сам от Бога. Начальство и устройство и правительство должны существовать на земле, и эта власть, и власть эта от Бога, но начальник и правитель обязаны подчиняться закону и народному собранию» (41).

Таким образом, автор «Закона божия» стремится доказать несовместимость монархического образа правления с