Читати книгу - "Блеск и нищета куртизанок, Бальзак"

рекомендации, так как эти разрешения, подобно пригласительным билетам на спектакль, отличаются особой формой и видом.

Поэтому привратник отворил калитку, тем более узрев гайдука с плюмажем, в зеленом, шитом золотом камзоле, сиявшем, точно мундир русского генерала, - все это возвещало аристократическую посетительницу, чуть ли не королевского происхождения.

- Ах, дорогой аббат! - вскричала, увидя священника, мнимая аристократка, проливая потоки слез. - Как можно было заключить сюда хотя бы на минуту этого святого человека!

Начальник взял разрешение и прочел: «По рекомендации его сиятельства графа де Серизи».

- Ах, госпожа де Сен-Эстебан, госпожа маркиза! - сказал Карлос Эррера. - Какая высокая самоотверженность!

- Сударыня, здесь не разрешается разговаривать, - сказал старый добряк Го.

И он собственной особой преградил путь этой груде черного шелка и кружев.

- Но на таком расстоянии! - возразил Жак Коллен. - И при вас?.. - прибавил он, обводя взглядом окружающих.

От тетки, наряд которой должен был ошеломить писаря, начальника, смотрителей и жандармов, разило мускусом. Кроме кружев, стоимостью в тысячу экю, на ней была черная кашемировая шаль в шесть тысяч франков. Наконец, гайдук ее важно расхаживал по двору Консьержери с наглостью лакея, который знает, что он необходим взыскательной принцессе. Он не снисходил до беседы с выездным слугой, стоявшим у наружной решетки, которую днем всегда держали открытой.

- Что тебе надобно? Что я должна сделать? - сказала г-жа де Сен-Эстебан на условном языке, принятом между теткой и племянником.

Секрет этого условного языка заключался в том, чтобы удлиняя слова окончаниями на ар и ор, на аль или и, таким образом искажать их, будь то слова чисто французского или из воровского жаргона. То был своего рода дипломатический шифр, применяемый в разговорном языке.

- Спрячь все письма этих дам в надежное место, возьми самые опорочивающие каждую из них, возвращайся под видом торговки в залу Потерянных шагов и жди там моих приказаний.

Азия или Жакелина, преклонила колени, как бы ожидая благословления, и мнимый аббат благословил свою тетку с чисто евангельской проникновенностью.

- Addio! Marchesa![160] - сказал он громко. И на условном языке прибавил: - Разыщи Европу и Паккара и украденные семьсот пятьдесят тысяч франков, они нам будут нужны.

- Паккар здесь, - отвечала благочестивая маркиза, со слезами на глазах указывая на гайдука.

Столь быстрая сообразительность вызвала не только улыбку, но и удивление этого человека, что удавалось разве только его тетке. Мнимая маркиза обратилась к свидетелям этой сцены, как женщина, привыкшая свободно себя чувствовать в обществе.

- Он в отчаянии, что не может быть на погребении своего сына, - сказала она на дурном французском языке. - Ужасная ошибка судебных властей открыла тайну этого святого человека!.. Я буду присутствовать на заупокойной мессе. Вот сударь, - сказала она г-ну Го, протягивая ему кошелек, набитый золотом, - подаяние для бедных узников…

- Какой шик-мар! - сказал ей на ухо удовлетворенный племянник.

Жак Коллен последовал за смотрителем, который повел его в тюремный двор.

Биби-Люпен, доведенный до отчаяния, в конце концов привлек к себе внимание настоящего жандарма, поглядывая на него после ухода Жака Коллена и многозначительно произнося: «Гм!.. Гм!», - пока тот не сменил его на посту в камере смертника. Но этот враг Обмани-Смерть не успел прийти вовремя и не увидел знатной дамы, скрывшейся в своем щегольском экипаже; до него донеслись лишь сиплые звуки ее голоса, который, как она ни старалась, совсем изменить не могла.

- Триста паховирок для арестантов!.. - сказал старший смотритель, показывая Биби-Люпену кошелек, который г-н Го передал писарю.

- Покажите-ка, господин Жакомети, - сказал Биби-Люпен.

Начальник тайной полиции взял кошелек, высыпал золото в ладонь и внимательно осмотрел его.

- Настоящее золото!.. - сказал он. - И кошелек с гербом! Ах, и умен же каналья!.. Ну и мошенник! Он всех нас дурачит на каждом шагу. Пристрелить бы его как собаку!..

- Что ж тут такого? - спросил писарь, взяв обратно кошелек.

- А то что эта краля, конечно, шильница!.. - вскричал Биби-Люпен в бешенстве, топнув ногой о каменный порог выходной двери.

Слова его произвели живейшее впечатление на зрителей, столпившихся на почтительном расстоянии от г-на Сансона, который по-прежнему стоял, прислонившись к печи, посреди обширной сводчатой залы, в ожидании приказа приступить к туалету преступника и установить эшафот на Гревской площади.

Очутившись опять на дворе, Жак Коллен направился к своим дружкам походкою завсегдатая каторги.

- На каком деле ты зашухеровался? - спросил он Чистюльку.

- Мое дело кончено, - отвечал убийца, когда Жак Коллен отошел с ним в сторону. - Теперь мне нужен верный дружок.

- На что он тебе?

Чистюлька на воровском жаргоне рассказал коноводу о своих преступлениях, подробно описав историю убийства и кражи, совершенных им в доме супругов Кротта.

- Уважаю тебя, - сказал ему Жак Коллен. - Чисто сработано; но ты, по-моему, сплоховал в одном.

- В чем?

- Как только ты закончил дело, сразу должен был добыть русский паспорт, преобразиться в русского князя, купить щегольскую карету с гербами, смело поместить свое золото у какого-нибудь банкира, взять аккредитив на Гамбург, сесть в почтовую карету вместе со своей свитой: лакеем, горничной и любовницей, разряженной, как принцесса, а потом, в Гамбурге, погрузиться на корабль, идущий в Мексику. Когда в кармане двести восемьдесят тысяч франков золотом, толковый парень может делать все, что ему вздумается, и ехать, куда ему вздумается, проздок ты этакий!

- Ты ладно шевелишь мозгами, на то ты и даб!.. У тебя-то на плечах сорбонна!.. А у меня…

- Короче, добрый совет в твоем положении, что крепкий бульон для мертвеца, - продолжал Жак Коллен, бросая на каторжника гипнотизирующий взгляд.

- И то правда! - сказал Чистюлька с недоверчивым видом. Все равно, угости меня твоим бульоном; если он меня не насытит, я сделаю себе ножную ванну…

- Ты в граблюхах у Аиста, у тебя пять квалифицированных краж, три убийства… Последнее - убийство двух богатых буржуа. Судьи не любят, чтобы убивали буржуа… Тебя свяжут для лузки, и нет тебе никакой надежды!

- Все это я уже от них слышал, - отвечал жалобно Чистюлька.

- Ты знаешь мою тетку Жакелину, ведь она настоящая мать нашей братии!.. Так вот, я только что с ней побеседовал на глазах у всей канцелярии, и она сказал мне, что Аист хочет от тебя отделаться, так он тебя боится.

- Но, - сказал Чистюлька, и наивность его вопроса свидетельствовала о том, как сильно развито у воров чувство естественного права воровать, - теперь я богат, чего ж им бояться?

- Нам недосуг разводить философию, - сказал Жак Коллен, - Лучше поговорим о тебе.

- Что ты хочешь со мной сделать? - спросил Чистюлька, перебивая своего даба.

- Увидишь! И дохлый пес может на что-то пригодиться.

- Для других! - сказал Чистюлька.

- Я ввожу тебя в свою игру! -