Читати книгу - "Хіба ревуть воли, як ясла повні, Мирний"

вiн на те нiчого не од­казав.

Дiждали недiлi. Тiльки що почало на свiт благослови­тися, - прибiгають товаришi.

- Брат! а, брат! - будять.

- Ну?

- Вставай, найдем к ротному.

- Чого?

- Как чаво? разве забыл?

Максим устав. За ним прокинулись деякi другi; поча­лась з товариством розмова.

- Ну, что фельдфебель? - пита один.

- Собака!

- Как?

- Да так... двадцать пять садрал! Зверь, брат, настоя­щий зверь! Говорит: кали дадите, братцы, чет­верт­ную, ска­жу ротному; а не дадите, - не смей и рта ра­зи­нуть!..

- Стараво, брат, варабья на мякине не изловишь! Он, братцы, знает досканальна всю ефгу механику, - виясняв один з нар, посмоктуючи люльку i спльовуючи на стелю.

- Да ведь пайми те, Митрич: так ведь безбожно драть! Это ведь с сваво брата, а не с чужова!

- Поди... Станет он разбирать: где свой, где чужой... Ему - дай!

- Ну, и не зверь ли?.. Зверь и есть.

Отак розмовляли москалi, поки Максим умився, убра­в­ся. Пiшли вони втрьох до фельдфебеля. Той зараз же повiв їх до ротного.

- Ну, што, Федосеич? - пита ротний. - Все благополу­чно?

- Всё, ваше б-родие. Только адно худо...

- Што?

- Ребятам, ваше б-родие, худо...

- Чем?

- Есть нечево, ваше б-родие. Просятся на прокормле­ние.

- Куда?.. зачем? -скрикнув ротний. - Я им дам у про­кор­мление!

- Есть нечево, ваше б-родие, - одно йому фельдфе­бель. - Гаварят: памрём с голоду...

- Што ты врёшь, старый хрен?.. Как есть нечево? Вер­но, уж успел содрать?..

- Никак нет-с, ваше б-родие! Гаварят: четвёртая часть за позволение!

Ротний замовк; крутнув уса.

- Кто идёт? - спитав, помовчавши трохи.

- Да вот: Иванов, Евпраксеев да хахол Максим. Поди сю­да, ребята! - гукнув вiн крiзь дверi в сiни.

Реб'ята увiйшли в хату, стали, витяглися в струночку - як верстви на шляху. Ротний зараз до Максима (любив-та­ки "хохлика"):

- Што, брат Максим, - худа жить?

- Худо, ваше благородiє: їсти нiчого!..

- На прокормление хотите?

- Точно так, ваше б-родие, - забелькотали усi в один го­лос.

- Разве пазволить, Федосеич? - питає ротний, скоса по­глядаючи на фельдфебеля. - Пазволить легко... Ну, а как попадётесь?

- Никак нет, ваше б-родие, - знову забелькотали ра­зом москалi.

Ротний подумав ще.

- Ну, позволяю.. Только смотрите: попадётесь – за­се­ку! Слышь?..

- Слушаем, ваше б-родие!

- Ну, с богом, братцы... марш!

- Благодарим покорно, ваше б-родие! - викрикнули мо­ска­лi на прощання й вийшли за дверi.

Скоро вся рота заворушилася. Оступили кругом заробi­тчан; розпитують, куди тi йдуть; однi раять - в одно мiсце, другi - в друге. Гудуть, мов бджоли в улику... А заробiтчани радi такi! Думка: хоч тиждень усмак пожи­вляться: попо­ї­дять м'яса, а не гнилу капусту та хлiб з остюками; побудуть на волi, а не в казармi вонючiй.

- Не худо бы, братцы, - каже хтось, - пойти по купцам с об­ра­зками!

- А што?.. Право, братцы, не худо! - промовили заробi­т­чани.

Побалакали отак, порадились, зiбрались, пiшли. Надвеч­iр з пiвсотнi рублiв несуть! Рота радiє, юртується... Прису­дили зараз вiддати двадцять п'ять Федосєїчу, а останнi 'ддали до схову старому унтеровi.

Швидко заробiтчани знову пiшли, а рота, сподiваю­чись на добру поживу, загуляла. У кого зосталася копiйка про чорний день, - той i ту витрушував. Зло­жи­лись гу­ртом; ку­пили горiлки; набражились, як квачi; спiвають, лаються, згадують тогорiчнi пригоди, свої заробiтки, утрати... Горi­лка порозв'язувала язики. Той журиться вголос за своїми: як там жiнка, дiти? Той розказує про зрадливу дiвчину, як вiн їй пацьорки обiрвав; той хвали­ться коханням своєї... Кожен - своїм!

Сонце вже спускалося, як вийшли заробiтчани з го­рода в чисте поле. Пройшли верстов з п'ять... Перед ними сосновий бiр стояв як чорна стiна; за ними мiсто гвалтувало, - невгавучий крик та гомiн доносився до них... Заробiтчани все йшли та йшли... уже й захiд сонця став жовтiти та блiднiти: нiч насовувала на землю; яснi зорi ви­блискували в темному небi; мороз дужчав; дорога рипiла пiд ступнями... Заробiтчани йшли мовчки. Не доходячи до лiсу, почули вони жалiбний скрип полозкiв об мерзлу дорогу, важку ступню кiнську i цмокання лю­дського голо­су; незабаром показалися й сани, повно навантаженi. Зверху сидiв здоровенний чоловiк, у бородi, зо­дягнений по купецькому!

- Стой! - крикнув один з москалiв - Iванов, перебiгши шлях, i вхопив коня за удила. Кiнь став.

У Максима мороз побiг поза спиною... "Що ж це воно бу­де?" - думав вiн, та й одiйшов убiк подивитися. Другий москаль, Євпраксєєв, пiдступив до купця.

- Здорово, купец! А что, брат, за товар везёшь?

- А ты - што? Што ты, что я тебе стану ответ давать? Поди прочь!.. - Та й устав з саней.

- Глаза имеешь, сам видишь! - одказав Євпраксеев.

- Да вижу, что - салдат... Но чево тебе нужна?

- А вот чево, купец, вот ты товар везёшь; а у тебя ево и без ефтаво многа...

- Ну-у?..

- Да ты лошадь понукай, а не меня!.. Так вот видишь ли: у тебя товару многа, а у салдата ничево... у салдата, сам знаешь - и душа казенная... Пажертвуй, что твоя ми­лость, на солдатское житье-бытье!

- А ты откелева - такой?

- Да уж откелева - не тебе знать... Мы просим... Дашь, за твое здоровье выпьет брат-солдат; а не дашь, не надо – про­валивай!

- Проваливай? Ишь ты какой вострый! А ты бы так и ска­зал... а то, вишь, лошадь астанавливает, словно вор ка­кой...

- Да ведь тебя, барада, не астанави, - обiзвався з-перед коня Iванов, - ты нашево брата и слушать не стане­шь, вот что!

- Дашь, спрашиваю? - приставав Євпраксєєв.

- Во-на! - одмовив купець, показуючи кулака.

- Ну, бог с табой! Пусти ево, брат, - промовив до Iванова Євпраксєєв.

Той пустив коня. Пiдiйшов до них i Максим та разом i потягли лiсом. Купець пильно дивився вслiд їм i щось думав. А це як скрикне:

- I-iй, ты? слышь?.. как тебя?..

- А што? - питає Євпраксєєв, повернувшись до купця.

- Возвратись!

- Да чаво? поезжай себе!

- Возвратись, гаварю!

Москалi гуртом вернулися.

- Вот вам, братцы, красненькая... вспомяните раба бо­жия Парамонта, - промовив купець, подаючи до рук деся­тирубльову бумажку.

- Спасибо, купец. Не забудем. Парамонта, говоришь?

- Парамонта, братцы! Парамонта!

- Ну, прощай. Счастливаго пути!

- Пращайте, братцы. А далече идете?

- Да на