Читати книгу - "Том 3"

склеп? Счастья так мало в жизни, что ого ловить, а не отталки-вать надо. Быть счастливой самой и дать счастье другому — что же в этом дурного?

Милевский

(ьиутливо)

Берегитесь! Такой взгляд на жизнь опасен: много драм начинается счастливо.

Любовь

Отчего же — драм? Если будет начшіаться драма, можно оставить игру.

Орест

Это не так легко. И не всякий допустит выбросить себя, как старую игру карт.

С а п я

Зпачит, ты, Люба, призпаешь так пазыгсаемую игру в любовь, флирт?

Любовь ( вздрогнула)

Ах, какое это мерзкое слово! Послушайте, Орест, ведь вы писатель, поэт — объясните этим людям, какая еще єсть любовь, кроме обыкновенной любви и флирта!

Орест

Да что ж... Есть еще или, вернее сказать, была — любовь миннезингеров. Это была религия, мистическая, эк-зальтировашіая; культ мадоішы и культ дамы сердца сли-вались воєдино. Это была любовь времен «голубой розы».

Саня

Голубой розы? Это что еще такое? Да где же были го-лубые розы?

Орест

«Голубая роза» — это был символ чистой, возвышенной любви. В средневековых рыцарских романах часто гово-рится об этой розе, растущей где-то в «мистическом лесу», среди таинственных, символических растений. Проникнуть к ней мог только рыцарь «без страха и упрека», который никогда не имел нечистой мысли о своей даме сердца, ни-когда не бросил на нее страстного взгляда, никогда не мечтал о браке, а только носил в сердце образ своей един-ственной дамы, на руке ее цвета, на щите ее девиз, за честь ее щедро проливал свою кровь и как высшую на-граду считал ее улыбку, слово, цветок из ее рук. Таков был идеал «рыцаря голубой розы». Это любовь не нашего времени и не наших характеров; хотя, если єсть что-ни-будь в средних веках, о чем стоит пожалеть, то именно об этой «голубой розе». Есть и в наше время даже настоящие голубые розы, воспитанные учеными садовниками в орап-жереях, но эти недолговечные создания больной культу-ры — продукт насилия над природой.

Любовь

Вы забываете о другой любви, например, о любви Данте к Беатриче, а я именно ее имела в виду.

Милевский

Знаете ли, Любовь Александровна, эти примеры не-убедительны! У трубадуров иногда бывает трудно отли-чить голубую розу от адюльтера. А Данте, если бы имел счастье познакомиться со своей Беатриче поближе, то, может быть, попросил бы ее ручку, чтобы примерить на нее обручальное кольцо. Тогда бы у нас была не «Божественная комедия», а просто комедия под названием «Куда люди, туда и я».

Саня

Ха-ха-ха!

Любовь

(смотрит на Милевского и пачает головой)

Отчего вам любовь представляется только в виде дра-мы или комедии? Pardon,— еще в виде балета! Должно быть, оттого, что вы присяжний театрал. Любовь может быть чудной поэмой, которую люди потом перечитывают в воспЬминаниях без боли, без неприятного чувства. Ах, да что я с вами говорю об этом, это просто профанация! (К Сане.). Саня, милая, сыграй нам что-иибудь: говорят, музыка превращала и камии в живые существа, по край-ней мере на минуту. Не проймет ли опа и Сергея Петровича?

Милевский

Однако, это как понимать? Не с каменным ли болваном вы меня сравниваете?

Любовь

( смеется)

Нет, отчего же,— єсть ведь и статуй на свете!..

Милевский

А!

Орест (тихо Любе)

Что-то он мало на статую похож.

Саня начала играть какую-то салонную пьесу. Милевский подо-шел к ней переворачивать ноты; между ними разговор мими-

ческий.

Орест

(к Любе)

Люба, для вас я хотел бы верить, что в наше время возможна такая любовь, как у Данте к Беатриче.

Любовь

А вы не верите?

Орест

Иногда верю, ииогда боюсь верить...

Л іо б о в ь

Почему боитесь?

Орест

Знаю, что все-таки это странная, ненормальная любовь, она какая-то безвыходная...

Любовь

Но зато и бесконечная. Вы говорите, ненормальная; но что же делать тому, для кого нормальное счастье недоступно?

Орест

Но дает ли такая любовь счастье? Данте пе был счаст-лив: он написал «Ад»!

Любовь

Беатриче не знала ничего о Данте, потому и счастья не было.

Орест

Как вы думаете? Ведь дружба между мужчиной и жен-щиной всегда должиа иметь какой-то особенный оттенок? В ней нет фамильярности, и вместе с тем она нежнее, сердечнее.

Любовь

Вот видите, вы же верите в дружбу между мужчиною и женщиною...

Орест

До сих пор верил... а теперь...

Любовь

(взглянула на него, будто хотела еще что-то спросить, но повернулась и пошла к пианино)

Саня, знаешь ли ты «Posa la mano sul mio cor»? Из-вини, я тебе помешала...

Саня (недоволъным тоном)

Нет, я этого не знаю.

Любовь

Ах, это замечательио! (Поет.) Posa la mano sul mio cor, mio tener amore... 1 (На словах «tu sei la mia speran-za»2 обрыдает u вскрикивает): Ax, какая чудная ночь! А мы и не видим! Луна-то, лупа — болыпая да яркая!

Быстро идет к балконным дверям, раскрыиаот их настежь, стано-вится у косяка, так что ее всю обливаот луншлй свет, и поет: «Ой, місяцю, місяченьку». Орест ішходит на балкон, становится против Любови и смотрит на нее, как очлровашімй. Милевский и Саня остаются п салопе.

Запавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Обстановка та же, что и в нервом действии.

ВЫХОД і

Любовь и Орест выходят справа. Любовь впереди, быстро вбегает в ротонде и шапочке; в руках у нео красиый абажур. Вбегая, она быстро говорит, оживлошіая, веселая, глаза горят.

Любовь

Что же из того, что мелочь, а все-таки я выиграла, а вы с пустыми руками! Все-таки, значит, мне счастье не изменило!

Орест

Вот так счастье — абажур! Я даже от вас не ожидал... Любовь

(бросает абажур на стол, быстро сбрасывает с плеч ротонду, не глядя, куда она падает, перчатки и шапочку бросает небрежно на стол, потом порьівисто расхаоїсивает по комнате и говорит запальчивым тоном)

Ах, вы опять своє: мелочь, абажур! Да поймите же вы — дело не в том, что выиграть! В лотерее, как и во всякой азартной игре, главное — риск и достижение цели!

Орест (садится в кресло)

Но какой цели?

1 Поклади руку на моє серце, моя ніжпа любов (італ.).-Ред.

2 Ти моя надія (італ.).— Ред.

Любовь

(все ходит по комнате, время от времени останавливаясь)

Говорю же вам, что ато все равно! Даже и не это, а просто самый риск — вот что привлекает к игре, вот что заставляет себя забывать! (Останавливается прямо против иего.) Только вялый, трусливый человек не любит и боит-ся