Читати книгу - "Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський"

25 мая 1918 года против советской власти поднял мятеж чехословацкий корпус, составленный из австрийских военнопленных. 5 июля чехословаки совместно с белогвардейцами заняли Уфу. К нам на хутор прискакал на лошади Николай Баглай из соседней деревни Токмак. Он был в крайнем возбуждении, сказал, что советская власть в Давлеканове пала. Белые поймали в Токмаке его дальнего родственника и расстреляли. В Давлеканове охотятся на коммунистов, расстреливают их без суда. О том, что творили восставшие чехословаки, красноречиво говорило следующее ходившее в народе выражение: «Я - чешский комендант, хочу помилую, хочу расстреляю». Нас эти события как будто и не касались, коммунистов у нас в семье не было. Ни Гришу, ни Ивана не беспокоили призывом на военную службу. Если говорить о политических взглядах Гриши, то он скорее всего разделял левоэсеровские убеждения. Эта партия была наиболее популярной у нас в семье. Приведу высказывание Петра в письме от 8 июля 1983 года: «Следует отметить, что в 1917 году среди солдат и офицеров были широко распространены левоэсеровские убеждения, не избежал этого и Гриша. Уже в 1918 году он «разразился» ...памфлетом в стихотворной форме против советской власти...». Я помню это стихотворение, Гриша поместил его в журнале «Жизнь на Ермакее». Этот журнал он выпускал и в 1918 году. В это лето мы с Иваном много потрудились на обработке полей своих и Зини, на косовице (у Зини было 5 десятин земли). Я вспахал также и наш участок на земле бывшего немецкого фермера Эппа.

Как мы получили участок на этой земле? Начну по порядку. Еще задолго до начала русско-германской войны немецкие фермеры в осторожной форме вели среди русского и украинского населения пропаганду против Франции. Цель - помешать сближению этой страны с Россией. Накануне войны многие немецкие фермеры стали продавать свои хозяйства и уезжать в Германию. После Октябрьской революции всех их как ветром сдуло, их усадьбы опустели. Земля Эппа, о которой я упомянул выше, представляла собой не знавшую плуга равнину около 1000 десятин, которую Эпп использовал как пастбище для своего большого стада рогатого скота. Ивангородцы на сельском сходе решили эту пустующую землю занять и поделить между собой. Нам достался участок размером около десятины.

Из наиболее значительных событий этого лета следует отметить свадьбу Палажки. Ее выдали замуж за Ивана Ворону из Миновки. Свадьба была очень скромной, гостей из Ивангорода не приглашали. Вскоре выяснилось, что Палажка не любит своего мужа. Вероятно, в 1919 году Ивана Ворону мобилизовали в Красную Армию, и он уехал. Через некоторое время было получено сообщение, что Иван Ворона умер в госпитале от тифа. Палажка недолго прожила в доме мужа после его смерти и вернулась в родительский дом. В этом же году Зиня вышла замуж за Семена Карповича Салия. В августе Гриша с семьей уехал в Васильевку работать в школе. Однако долго быть в Васильевке Грише не пришлось. Осенью, спасаясь от наступавших белогвардейцев, он и его товарищ уехали из Васильевки, заехали на хутор, переночевали и на следующее утро уехали дальше. Как мы потом узнали, Гриша оказался в Самаре, где была советская власть. Впоследствии стало известно, что Гриша вступил в Красную Армию и в партию большевиков. После отъезда Гриши в Васильевку явились белые. Узнав, что он уехал, они стали искать Таню. Но она, предупрежденная жителями, спряталась с Алешей у одного из жителей, и ее не нашли.

В начале осени к нам на хутор пришли два венгра, бывшие военнопленные. Они объяснили, что являются интернационалистами (красными), и попросили у нас убежища от белых чехословаков. Мы им предоставили жилье (спали на полу) и питание. Чтобы не есть даром, они нам помогали на полевых работах под видом работников. Жили они у нас до глубокой осени, до начала наступления Красной Армии против колчаковцев. В марте 1919 года колчаковцы развернули наступление против Красной Армии, и наша местность оказалась в их власти. Из Ивангорода к нам прискакал посыльный старосты и потребовал, чтобы от нас была подвода для белых. Я запряг нашего молодого жеребчика Юнкера, и отец сам уехал в Ивангород.

Расскажу об одном эпизоде, случившемся в нашей семье в то время. Это произошло в марте. Когда в жизни все идет размеренно, по-привычному, то есть время осмысливать, что делаешь, все, что происходит. Беда нагрянула внезапно, и некогда было обдумывать, что к чему. Все, что тогда произошло, казалось чем-то ненастоящим. Ночью в дверь нашей хаты раздался внезапно сильный стук, а потом застучали в окно, да так, что стекла задребезжали. Мы все трое - я, Петя на кровати и мама на лежанке за печкой - проснулись. В темноте мама торопливо слезла с лежанки, подошла к стене и прильнула к оледеневшему стеклу окна. Снаружи грубо крикнули:

- Солдаты, открывай!

- Сейчас! - ответила мама, зажгла каганец, выскочила в сени, сняла крючок с двери. В избу ввалился огромный дядя в шинели с нашивками фельдфебеля, с саблей в ножнах и револьвером в кобуре на боку. Сзади фельдфебеля топтался маленький невзрачный солдат. Оба были башкиры.

- Где они? Солдат! - грубым голосом крикнул фельдфебель. Его маленькие злые черные глазки на заплывшем от жира медно-красном лице впились в лицо мамы.

- Нема дома, в деревне гуляе, - дрожащим голосом проговорила мама.

- Врешь, старая ведьма! Сказывай правду, а то сейчас отрублю голову, - рассвирепел негодяй. Он выхватил из ножен саблю и занес ее над тонкой морщинистой шеей мамы. Кто знает, пугал ли он маму или готов был ее зарубить. Мы с Петей лежали на кровати ни живы, ни мертвы. «Сначала убьет маму, а потом нас», - думал я. А может быть, и не думал, а был только страх. Мама, худенькая, маленькая, опустила голову, готовая к смерти.

- Ой, боже мий! Змылуйся, я тоби правду кажу, в деревне сын гуляе, - упавшим голосом проговорила она.

- А это кто лежит на кровати? - спросил фельдфебель.

- Молодшие хлопци. Ще мали.

Фельдфебель выхватил из рук солдата нагайку, подошел к кровати и со всего размаха ударил два раза по набросанной поверх жиденького одеяла старой одежде. В избе было холодно. Даже сквозь эту старую одежду мы ощутили боль от сильного удара.