Читати книгу - "Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський"

Иван ходил уже в школу. Я хорошо помню, как он учил церковнославянский язык. В Михайловке он окончил 2 класса церковноприходской школы, и на этом его школьное образование закончилось. Ранней весной 1908 года наша семья переселилась в Уфимскую губернию, и там Иван не ходил в школу, так как нужен был работник ухаживать зимой за скотом, летом помогать отцу пахать, косить и выполнять другие работы по хозяйству.

В памяти встает один июльский день. На колокольне отзвонили после обедни. Придя из церкви, после обеда, мать, сестры собрались в лес по ягоды. Взяли и нас с собой - Ивана, меня и Петю. Вышли за село. До леса было версты три-четыре. Шли по дороге, было жарко. Петя устал и стал хныкать. Сестры по очереди несли его на руках и, конечно, ворчали. Наконец, дошли до леса. В лесу было прохладно. Могучие дубы, грабы, липы, соединяя свои ветви, создавали тень, но на полянах было солнечно и в траве мелькали красные ягоды земляники. Мать, сестры занялись собиранием ягод, но мы, мальчики, не столько собирали землянику, сколько бродили среди деревьев, радуясь лесной прохладе, новизне обстановки. Вдруг я споткнулся, упал и распорол кожу живота лежавшим на земле сучком. Через неделю царапина зажила, но шрам остался на десятки лет, как воспоминание об этой прогулке. Когда мы вышли из леса, по дороге нас нагнал фаэтон, в котором ехали какие-то господа. Мать продала им собранную землянику, и мы, малыши, даже не попробовали ее.

В моей памяти ярче всего запечатлелись летние солнечные дни. Может, это свойственно детской наблюдательности, памяти видеть и запоминать все светлое, прекрасное и не замечать пасмурных ненастных дней, темных сторон жизни.

.....Летний день. Солнечно и жарко. Мама на огороде выдергивает из земли созревшую коноплю и вяжет ее в снопы для последующей замочки. Старшие сестры Зиня и Марика помогают ей. Я - маленький хлопчик лет пяти - тут же. Огороды наш и дяди Дмитрия перегораживает плетень. Недалеко от плетня на своей территории «дядына» Василиса (у нас ее звали Василина) занята такой же работой. Я подошел к плетню и громко произнес: «Сливка, сливка, Василинка». Мама и сестры засмеялись. Услышав мое поэтическое сравнение, Василиса, чертыхаясь, ушла домой. Вечером мама потом рассказывала отцу, как я высмеял тетю. Конечно, полагать, что у меня, пятилетнего малыша, было намерение обидеть тетю, неверно. Просто слетела с языка этакая рифма. Детям такого возраста и даже моложе это свойственно. Однажды, когда я, будучи уже немолодым, брился, моя дочь Таня - ей было три года - смотрела-смотрела, как я бреюсь, и произнесла в рифму: «Папа, ты не будешь седый, бородый». Но взрослые восприняли мою выходку иначе. Отец и мать не любили дядю Дмитрия и тетю Василису, избегали их, а при случайных встречах вели себя как чужие. Эта отчужденность передавалась отчасти и нам, детям.

Мой брат дружил с соседским мальчиком Юрком (Юрием). Знойный летний день. Мы трое - Юрко, Иван и я - в затылок, гуськом обходим нашу огородную территорию по тропинке вдоль порубы - забора из глины и соломы. По другую сторону от порубы на нашей земле высокие деревья. Их ветви нависли над тропинкой, образуя тень. Душно. Между деревьями кусты бузины. Иван делает из бузины свисток и, наигравшись, отдает его мне... Мы были очень бедны. Иногда по неделе в доме не было хлеба. Бывало, что наш обед составляла только мамалыга - каша из кукурузной муки. Мамалыгу варили в горшке, а затем вываливали ее на доску и разрезали ниткой на части. Оттого что мамалыгу разрезали ниткой, она нам, малышам, казалась особенно вкусной. Огород, конечно, кое-что давал нашей семье: лук, фасоль, чеснок, капусту. Картофель, по-видимому, плохо родился или из-за недостатка земли его не много сажали, так что его всегда не хватало. Почти половина огорода отводилась под коноплю, так как вся семья от мала до велика, включая и женщин, одевалась в домотканую одежду из волокон конопли. Коноплю после вымочки и сушки измельчали на незамысловатом деревянном устройстве, освобождая волокно от частиц стеблей. Потом зимой днем и вечером при свете керосиновой лампы мама, Зиня и Марика наматывали волокно на «кужеля» и пряли нитки. Из полученных ниток ткали полотно двух сортов - «десятку» - более грубое полотно и «тринадцатку» - тонкое полотно. «Десятка» шла на штаны для мужчин, а «тринадцатка» - на белье для женщин и рубашки для мужчин. Ткали отец и Зиня на домашнем ткацком станке. Покупными были только юбки для женщин, платки, отчасти верхняя одежда. Распространенной среди крестьян была свитка - верхняя одежда для мужчин из грубого домотканого сукна. Такую свитку носил и отец. Как я уже упомянул выше, отец получил от деда Мокия 3,25 десятины пахотной земли. Земля была тучный чернозем. Имея такой небольшой участок, все же можно было, «спрягаясь» с другим бедняком, обрабатывать эту землю и обеспечивать существование даже нашей большой семьи. Но наш отец был человек непрактичный, все у него не ладилось. В лучшие времена удавалось иметь лошадь и даже корову, и отец «спрягался» с кем-либо из соседей. Но кормить скотину нечем было. Пришлось продать и лошадь, и корову. Землю стали сдавать в аренду. Мама, Зиня и Марика стали ходить на заработки, на поденщину к панам (помещикам): жали серпами рожь, пшеницу, выполняли и другие работы.

Мама, несмотря на маленький рост и хрупкое телосложение, часто опережала других поденщиц, работавших рядом. Работать приходилось с утра и до вечера и на своих харчах. В качестве поощрения хозяева угощали жниц водкой по рюмке каждой. Мама любила выпить «горилки». Платили хозяева по 50 коп. за «копу» - 60 снопов скошенных и связанных в снопы ржи, пшеницы, ячменя. Осенью сестры ходили на копку сахарной свеклы на плантации помещиков, сахарозаводчиков. Домой они приносили корни свеклы, их варили и ели. Для нас эта вареная свекла была чудесным лакомством, так как сахар был редким гостем в нашей хате. Одно время Зиня была домработницей у некоего Розинского, еврея из Гайсина. Зиня в то время была уже 17-летней девушкой, небольшого роста, плотного телосложения, круглолицей, краснощекой. У Розинского была дочь, подросток. Эта девочка, играя, угодила мячом Зине в голову. Зиня, недолго думая, схватила девочку, поволокла ее к бочке с водой и... головой в воду. Это могло окончиться трагически для девочки. К счастью, она отделалась только испугом, хотя едва не задохнулась. Розинские уволили Зиню, дали ей заработанные деньги и с богом. Деньги, заработанные Зиней, были большим подспорьем для семьи. Посоветовавшись, родители решили на часть этих денег купить телку. Вырастет корова - будет приданое для Зини. Сказано - сделано. Пошел отец на ярмарку в Гранов, это в 4-х верстах от нашего села. Приходит отец с ярмарки, ведя за веревочку теленка: «Устя, поди посмотри, какую славную я купил для Зини телку». Мама подошла, посмотрела: «Чы ты сдурив, батьку, яка це телка? Це ж бычок!» - «Шо говорыш? И справди бычок». Почесал отец затылок. Бычка продали в убыток для себя, и мечта иметь для Зини приданое - корову улетучилась как дым. Это был серьезный материальный ущерб для семьи, тем более, что каждая копейка была на счету. К тому же для Зини пора уже было копить приданое. За ней ухаживал молодой симпатичный парень Василий Кривой, ненамного старше Зини. Родители благосклонно смотрели на его ухаживание, да и Зине он нравился. И вот такая неудача.